Андрей Лошак: «Красные мартенсы»

Тимур

Четыре года назад, в ноябре, хоронили 20-летнего Тимура Качараву, студента философского факультета СПГУ, зарезанного в самом центре города толпой малолетних неонацистов. Его хоронили в рваных джинсах и куртке с антифашистскими нашивками. Мать Тимура сказала мне позже: «Он никогда не носил вещей дороже нескольких сотен рублей. Считал это аморальным». Его убили, когда он возвращался с акции «Еда вместо бомб», на которой вместе с друзьями кормил бездомных. Он был музыкант, веган и противник насильственных действий. Не будет большим преувеличением назвать Тимура современным святым толстовского образца. На следующий день после похорон я залез в интернет. Блогосфера кишела злорадным ликованием. Редкие сочувственные посты тонули в потоке ненависти. В ответ на мемориальную кампанию «Тимур, мы помним!», устроенную друзьями антифашиста, неонацисты устроили свою: «Тимур, нам пох**!» Было очевидно, что все только начинается.

Иван

После смерти Тимура были убиты еще восемь антифашистов. Количество убийств на почве расовой нетерпимости выросло за этот же период почти в четыре раза (то есть каждый год убивают в два раза больше предыдущего). Но речь не о разгуле неонацистов. С ними все понятно. «Горбатого могила исправит» — как раз тот самый случай. Непосредственным поводом для написания этой статьи стало убийство антифашиста Ивана Хуторского по прозвищу Костолом. 16 ноября Иван зашел в подъезд своего дома на окраине Москвы, привычно заглянул в почтовый ящик, и в это время кто-то выстрелил ему в затылок. Иван — последняя жертва в списке убитых антифа, хотя слово «жертва» человеку по прозвищу «Костолом» совсем не подходит. Он был одним из самых авторитетных антифашистов, из тех, кто на насилие отвечал насилием. За прошедшие четыре года антифа-движение сильно изменилось. Оно стало более жестоким и непримиримым. Таким, каким была жизнь Ивана.

В общей сложности Ваню Хуторского убивали четыре раза. Впервые — в 2005 году, когда ультраправые организовали на антифашистов засаду. Они создали сайт несуществующей антифа-группировки «ОБ 46» и выманили ребят на встречу — «знакомиться». Ваня приехал с тремя друзьями. Собственно, на тот момент эти четверо и были всем антифашистским движением Москвы. Их окружило человек тридцать. Ребята разбежались, но Ивана, как самого грузного, догнали. Жестоко избили, исполосовали опасной бритвой голову, сняли это на видео и выложили в интернет. Там видно, как с криками «Убей антифашиста!» валят на землю огромного бритоголового парня — с виду точно такого же, как нападающие.

Я встречался с ним вскоре после этого — когда делал репортаж, посвященный гибели Тимура. С великими трудностями раздобыл телефон. Ваня показался мне рассудительным, спокойным человеком с глубокими познаниями в субкультурных вопросах. Он уже тогда был весь в каких-то шрамах, как бойцовский питбуль. Помню, я его спросил: «Слушай, ну вот у меня отец — еврей, у меня есть, так сказать, шкурный интерес ненавидеть фашизм, а тебе-то что? Тебя же никто не стал бы вешать, если бы к власти пришли они?». Иван ответил основательно — он все так делал: «Я причисляю себя к субкультуре "РАШ" — это содружество красных и анархистских скинхедов. Интернационализм — часть наших убеждений. Мы считаем себя наследниками боевых бригад Немецкой коммунистической партии. У нас даже эмблема одна. Бригады сражались с фашистами на улицах. Мы просто продолжаем традиции». Лицо Ивана показывать было нельзя, про себя он говорить не хотел, отвечал медленно и скучновато. В общем, каюсь, интервью в репортаж тогда так и не попало.

Через полгода на Ивана напали в его собственном подъезде. Он открыл дверь и получил с размаху бейсбольной битой по лицу. Кости носа раздробили так, что пришлось потом делать пластиковый протез. Заточенной отверткой ему нанесли более десяти ударов в область лица и шеи. Метили в сонную артерию, но чудом промахнулись. Ваня выжил, хотя последствия нападения остались на всю жизнь. Друзья рассказывают, что при ходьбе, когда он наступал на левую ногу, его слегка вело, по лестнице без перил не мог подниматься. Любой другой после этого ослабил бы хватку, остепенился, отошел от дел, но не Ваня Костолом. Наоборот, он стал еще более оголтелым. Последний раз оказался в реанимации этой зимой — сам полез на какого-то ультраправого, ударил его кастетом, начал избивать, но тот достал нож и пырнул Ивана в живот. Ранение оказалось очень серьезным, были задеты кишки. Его снова вытащили с того света. Оказалось, что ненадолго.

За месяц до смерти Иван с товарищами провел силовой турнир по боям смешанного стиля среди антифашистов. Приехало около сотни человек со всей страны. Турнир был посвящен памяти Федора Филатова по кличке Федяй, близкого соратника Ивана, зарезанного в октябре 2008 года. Название для турнира придумал Иван: «Не сдавайся!». Ниже — прямая речь соратников Ивана.

Антон, 30 лет. Самый близкий друг. В конце 90-х вместе ходили на панк-концерты

Сначала мы были просто панками. Ходили на концерты «Наива», «Пургена», «Дистемпера» и весело угорали. С цепями, на ирокезах. Фашисты тогда стояли за многими концертами, не обязательно правыми. Выпустить панк-музыку можно было только у Паука (Сергей Троицкий (Паук), басист группы «Коррозия металла». — OS) в его конторе «КТР» («Корпорация тяжелого рока». — OS). Фестиваль «Панк-революция» тоже устраивал Паук. На охране этого фестиваля стояли фашисты. Бритые, в лонсдейле («Lonsdale», марка спортивной одежды. — OS), ботинках. Пиздили всех подряд без всякого повода. Особенно ультраправые любили ходить почему-то на ска и ска-панк, ничуть не смущаясь темнокожих корней этой музыки. Мы тоже ходили, потому что это наша музыка. И вот концерт. Боны (ультраправые. — OS) становились кругом, зиговали и всех, кто на панк-теме, затаскивали в свой моб и ебашили. На Ваню неоднократно перед концертом прыгали толпой — просто за внешний вид. И поскольку нас было очень мало, мы поначалу просто в ужасе наблюдали за этими расправами. Я был на знаменитом концерте «Дистемпера» и «Spitfire», когда фашисты полезли на сцену, пытались избить музыкантов, стащить их в зал. Те тромбонами, гитарами отбились, свалили за кулисы, а боны встали, все на классике, в клетчатых рубашках, и, повернувшись к сцене, начали хором, в 30 глоток, орать: «Зиг хайль! Зиг хайль! Мы вас ждем! Мы вас ждем!» Они ждали музыкантов на улице.

Там народ офигел, конечно. Ну кто слушал ска-панк тогда? Люди на стрит-темах, какие-нибудь скейтеры, сноубордисты, нормальные мальчики и девочки, так вот почти все они в тот вечер получили пизды. На выходе с концерта фашисты устроили настоящую расправу. Люди вообще были не в теме, просто пришли угореть под музыку, и тут их хватают бритоголовые, орут чего-то, тащат на трамвайные пути и бьют головой о рельсы. Музыкантов они так и не дождались, отчего совсем озверели. Под утро, говорят, они кого-то убили.

Вот это копилось. Мы тогда ничего не знали про антифашизм, просто видели, что происходит какой-то беспредел. С развитием интернета мы стали больше узнавать о панк-культуре, узнали, что антифашизм — ее неотъемлемая часть. В общем, в какой-то момент мы стали действовать. И добились результатов — теперь фашисты боятся ходить на панк- и ска-панк-концерты. Десять лет назад они были хозяева. Сейчас мы изменили картину. Последние годы мы охраняли концерты. Смотрели, чтоб никто не прыгнул. Ваня всегда был очень вежливым охранником: найдет кастет у кого-нибудь, заберет, а после концерта аккуратно вернет.

Ваня очень бережно относился к скинхед-культуре. Всегда на подтяжках, штаны с подворотами. Из красных мартенсов почти не вылезал. Позапрошлым летом ездили в Крым, так он даже там ходил в ботинках, пока ноги до крови не стер. Только тогда переобулся в сланцы. Он был весь штопаный-перештопаный, как Франкенштейн. После последней полостной операции у него весь живот в огромных шрамах остался. Ваня хотел тату набить поверх шрамов — не успел. Еще он о «Веспе» мечтал — не о пластиковом ретроскутере, а о настоящей железной старушке. Но это было нереально. Отец после второго покушения на Ваню заболел раком и умер. Он один тянул семью, работал юристом в благотворительной организации «Дети улиц». Какая тут «Веспа»...

Он был добрым человеком и верным другом, но жизнь у него была очень жесткая. Последний год он стал как стальной. Занимался тренировками и постоянно был готов к прыжку. Начал носить с собой нож, хотя раньше был против «говна». Ваня всегда выступал против убийств. Подкараулить, зарезать — это методы бонов. Мы тоже, конечно, валили, но всегда в честной драке. Избить, покалечить — это нормально. Но не отбирать жизнь. После убийства Федяя Ваня понимал, что он следующий. С девушкой расстался. Переживал, но внутренне, видимо, чувствовал, что не создан для семьи, хоть и мечтал всегда о детях. Последние месяцы он, конечно, стал совсем оголтелым. Понятное чувство после всего, что он пережил. Он уже не мог пройти мимо бона. С ним в метро было сложно ездить — только увидит кого-нибудь, обязательно бросится из вагона, догонит и отпиздит. А прозвище он получил, кстати, ещё в юности, когда армрестлингом занимался.

Милиция не раскрыла ни одного нападения на Ваню. Мы ей не верим. После того как Тигран — один из наших товарищей — в своем подъезде обнаружил гранатную растяжку, менты звонили мне и спрашивали: «А ты знаешь, что вашего чурбана нерусского хотели взорвать?» Ну, это вообще без комментариев. Там много бонов, только они в форме. А Тигран, кстати, не выдержал, уехал потом жить за границу.